Грустный кровавый закат над горами
будто открытая свежая рана.
Грустно пшеница шумит под ветрами,
Переливаясь волной непрестанно.

День догорает, вконец утомленный,
с солнцем прощаясь как будто навеки.
Вечер пришел, окрыленный и сонный,
Снова желанье подумать о вехах.

В жизни у каждого путь обозначен,
есть и желание делать быстрее…
Каждому хочется в жизни удачи,
так же и мне – продвигаться смелее.

Все, что живое, когда-то конЕчно.
Тропкой иду и иду безоглядно…
Чем-то закончится, это „невечно”,
Радует то, что работа отрадна.

Пеньо Пенев. „Пътека” – „Путь”
Авторизованный перевод с болгарского Инессы Соколовой

Известный пролетарский поэт 50-х годов Пеньо Пенев, разочаровавшись действительностью при социализме, покончил с собой в 29 лет. Его последние записки велись в ту роковую ночь 27 апреля 1959 г. Вот что они гласят: „Мне надоело быть бездомным, безработным, нелюбимым...”

Любопытно, что  вовсе не так отозвался о нем его друг и поэт Стефан Цанев:

„Задаю себе вопрос, почему среди множества имен народ выбрал именно Пеньо Пенева, почему именно он запал людям в сердце? Он не занимал высоких постов, чтобы навязать свой талант силой, не ковал сам себе латунного ореола административного гения, критики не воспевали его в подхалимских одах, он не разжигал мечтания школьниц слащавыми стишками, либо снобов – двуличными метафорами. Он не сочинял свои стихи в фешенебельных апартаментах, не изучал жизнь сквозь окошко черного автомобиля, не ходил на охоту в огороженные проволокой заказники, не лентяйничал в тени дач и не давал оттуда наставления народу, как следует работать, как нужно жить, во что верить, во что нет. Пеньо Пенев жил жизнью народа. Работал в его рядах, ел, что едят другие, пил в корчмах, где пил народ, верил как и все, ненавидел всë, что ненавидел народ,  скорбь народная была его скорбью, и веселился он со всеми. Потому народ принял его слова за свои. Возможно мне скажут, что все это элементарно, примитивно, что это демагогия и приведут много других примеров, доказывающих противное. Несмотря на это я продолжу думать, что народ любит Пеньо Пенева именно потому, что он слился с ним. Есть такая пословица „Сытый голодного не разумеет“. В нее я не очень-то верю, но убежден в противном. Чтобы народ верил тебе, нужно жить как и он, не быть помещиком, да кричать: „Народ мой, я о тебе думаю, и рыдаю за тебя”.

Пеньо Пенев верил, что строит будущее – светлое и чистое, основанное на братстве и красоте. Он верил и превращал  стихи в романтическую попытку нации изменить Болгарию. Он не просто сочинял стихи, заряжающие людей энтузиазмом и верой в лучшее, он сам включался всецело в строительство. В его словах и вере будто очень много общего с поэтом-революционером Ботевым, когда он направляется в последний бой на вершину Вола, или же с поэтом Димчо Дебеляновым, который отправляется на фронт, движимый своими идеалами. Потому каждому из них могут принадлежать слова:

„Потерять деньги или богатство – это ничто, потерять честь – это многое, потерять веру – это все!”

Вопреки тому, что  его поэзию использовали для агитации, Пеньо Пенев никогда не писал стихотворения по заказу. Прошедший через безработицу, нищету, безденежье, зависть, клевету и непризнание, поэт, все же, в конце концов, потерял веру. И выбрал уйти из мира сего так, как ушли его кумиры Маяковский и Есенин. Для людей, как он, нет места ни в поэзии, ни в той эпохе. А люди понимают, кто подлинный поэт.

Вновь предоставляем слово поэту Стефана Цанева, другу Пеньо Пенева. Запись хранится в Золотом фонде БНР.

„У этого поэта лишь один бог – правда, один повелитель – народ, один судья – собственная совесть. Когда попытались его расколебать, и отнять эти святые начала, Пеньо Пенев предпочел уход из жизни, чтобы доказать свою правоту. Я не могу забыть тот кошмарный апрельский день 29 лет назад (запись сделана в 1988 г.). В тот день мы, 20-летние вдохновленные и самонадеянные мальчишки, вдруг поняли, что поэзия это не красивая игра в суету. В этот день мы поняли, что поэзия это игра на жизнь и на смерть. Не важно, в какое время, нет разницы во временах. И каждый, кто сегодня протянул руку к перу, должен предварительно знать об этом. Должен заплатить своей жизнью за правду, описанную им. У поэзии и правды нет другого залога. Без этого смертельного залога и самая талантливая поэзия это талантливая фальсификация”.